НАТА ЧЕРНЫШЕВА
САФАРИ НА АСТАРИ
(Памяти Киры Измайловой посвящается…)
Ко второму курсу в Высшей Полицейской Академии мама, до того смотревшая на мою учёбу сквозь пальцы, вдруг решила вернуть меня в прибыльный семейный бизнес.
На одном из полигонов принадлежащей нам сети экстремальных сафари туристы начали гибнуть чаще, чем на любых других. Возможно, это дело рук или жвал преступной банды!
Если я выведу негодяев на чистую воду, то продолжу учиться любимому делу. А вот если не справлюсь…
Я летела на Астари с твёрдым намерением добиться своего, чего бы мне это ни стоило. Доказать, что могу! Выиграть у мамы спор.
Но откуда же мне было знать, кого я там встречу…
Я из тех, кого зовут золотой молодёжью. С детства ни в чём не знала отказа и даже не задумывалась, откуда что берётся. Когда заявила, что хочу работать в полиции, для чего собираюсь поступать в соответствующую Академию, мама только хмыкнула: давай, скоро запросишься обратно.
Но когда стало ясно, что после первого курса проситься обратно я не собираюсь, – а там хватило с головой полевых условий на выездных психодинамических тренировках! – мама решила, что пора бы золотой девочке и честь знать. Возвращайся, значит, домой и принимай активное участие в семейном бизнесе.
Сказать, в каком гробу я вижу кресло в директорате и обязанности топ-менеджера? Правильно, не скажу. У вас уши сами собой в осадок выпадут: наши инструкторы по физической подготовке толк в чёрных словах знают на отлично.
Впрочем, маму смутить не удалось. Ещё бы! Как бы она делами на миллиарды энерго ворочала, если бы смущалась по такому пустячному поводу?
Ух, это была бойня! Кровь да кишки по стенам. Умозрительно, разумеется, образно. Мама пальцем меня никогда не тронула, хоть и грозилась после особо впечатляющих выходок взять за уши, приподнять и показать центр Галактики по седьмому свёрнутому вектору.
– Мама, – сказала я решительно, исчерпав все аргументы, – я не хочу! Это не моё, понимаешь? Договоры, переговоры, выгодные сделки, приёмы светские – бррр.
– То ли дело погони, перестрелки и плазма в голову, не так ли? – с убийственным пониманием в голосе спросила мама.
– Ну, уж и в голову, – пробормотала я. – В плечо…
На последней стажировке мне досталось, признаю. Один там гад попался очень уж злобный… Ладно, сама виновата! Подставилась. Но ведь учёная теперь! Больше не попадусь.
– Неважно, – отмахнулась мама. – Я едва не потеряла тебя, и не хочу испытывать это счастье снова. У нас в директорате ни в кого из плазмоганов не стреляют!
– Зато могут классического яда в бокальчик на светском приёме нацедить, дело Михаэля Гросси, полгода назад, забыла?– ехидно напомнила я.
Резонансное событие, попало в открытый доступ, держалось в топе новостей несколько десятков дней. Мотив: банальная и вечная, как сами звёзды, месть за измену. На что надеялась жена, я не знаю. При современных-то методах расследования…
Впрочем, они все думают, что сумеют выпутаться и не потерять ни свободу, ни статус, ни состояние. За исключением тех, кто совершает преступление спонтанно, в состоянии аффекта, так сказать. Эти в моменте вообще ни о чём не думают, увы.
– Мам, а давай ты меня наследства лишишь? – с надеждой спросила я. – И выгонишь из дому. Я перестану пятнать твоё имя неподобающим поведением, ты перестанешь выносить мне мозг. Клянусь, я не буду судиться с тобой за материальное обеспечение!
Мама прошлась вдоль панорамного окна, полюбовалась ночным городом. Сапфирдол, золотое наследие Человечества. Сюда со всей Галактики экскурсии съезжаются, восхититься архитектурой и богатством улиц. Многие хотели бы переселиться насовсем, да только вид на жительство получить здесь не проще, чем из чёрной дыры вырваться.
– Нет уж, Стелла, – (Стелла – это я, дурацкое имечко, но уж какое есть). – Не так всё просто! Ты – моя единственная дочь…
– Закажи других, через репродуктивный центр, – предложила я. – Заодно характер им подправишь при сборке эмбриона. Да, я знаю, что по закону нельзя, но если уважаемый человек просит, то можно.
– Мерзавка, – тихим, но страшным по оттенку голосом сообщила мама. – Как у тебя повернулся поганый язык… Говорить такое и так – матери!
– Лиши наследства, – я тоже понизила голос до почти шёпота. – Выгони.
Многие мои сокурсники не догадывались о моём истинном статусе. Если бы узнали, решили бы, что я свихнулась или как-то ещё повредила себе мозги. Им-то такое состояние, как у нашей семьи, даже во сне не могло привидеться.
А я… я его в гробу… впрочем, я это уже говорила. Золотая клетка. Быть собой – нельзя, дружить с теми, с кем хочешь, – нельзя, потому что дружить надо с правильными, а не с теми, кто тебе по сердцу. Контроль, тотальнейший, за каждым выдохом. И вот в довершение ко всему, развлеклась первым курсом Академии и хватит с тебя, давай назад, в светскую тошниловку.
А я, может, только в Академии и поняла, как следует, что это такое – своя жизнь. Свобода!
Зря мама меня отпустила. Не просчитала, думала, я взвою от трудностей, набью себе шишек и прибегу обратно в слезах и соплях. Ну, что же, я взвыла. Мне было плохо, трудно, больно, тяжело. Но это была я, я сама.
Понимаю, звучит как детский лепет зажравшейся мажорочки, но, знаете, мне уже всё равно, как это звучит. Я устала быть хорошей и правильной! Можно я буду собой?
Поэтому я смотрела в глаза матери с безбашенным упрямством. Я на самом деле думала, что лишение наследства – отличный выход! Плюсов в разы больше, чем минусов, и самый главный из них – свобода!
– Не дождёшься, – вынесла мама окончательный вердикт.
Спокойным голосом и на лице ни один мускул не дрогнул. Железный человек! Я с ней во многом не была согласна, часто поступала наперекор, назло, вопреки, но, помимо злости и яростного упрямства, она вызывала у меня искреннее восхищение. Что есть, то есть. Мамой вполне можно было гордиться. Несмотря ни на что.
– А жаль! – в запале воскликнула я.
– И мне жаль, – отозвалась мама.
Она села за стол с вмонтированным в него терминалом. Тот среагировал на движение и выдал заставку сети экстремальных сафари «Монстры навсегда», одного из семейных бизнесов. Стилизованная голова астарийского дракона в круге и с человеческим черепом в пасти, слоган «борись или умри», тонкими линиями: алое на чёрном, чёрное на алом...
Заставка сменилась рабочим фоном.
– У меня есть идея получше, – сказала мама, приглашая меня присесть напротив. – Выслушаешь или снова кинешься в крик?
Я улыбнулась. Вот, значит, как? От меня ждут крика? Что ж, ничего подобного не будет! Ха, не дождёшься, мама! Судя по ответной маминой улыбке, именно такой реакции она от меня и ждала. Р-р, невыносимо чувствовать себя ведомой! Но мне уже не пять лет, и даже не десять. Я справлюсь без истерики.
Я присела на краешек стола. Экран – двусторонний, с функцией зеркального отображения, то есть, с изнанки я вижу информацию так же, как если бы смотрела в экран с маминого места. В защищённом режиме тыльная сторона экрана превращается в непроницаемую тьму или демонстрирует нарочно выбранную картинку. Но мама от меня сейчас не таилась нисколько.
– Как тебе известно, одним из наших семейных бизнесов является вот эта сеть экстремальных сафари, «Монстры навсегда», – невозмутимо выговорила мама. – Тринадцать планет, пятьдесят два полигона. На каждой планете имеется локальное руководство, на каждом полигоне – региональное. Недавно аналитический отдел предоставил мне довольно тревожные сведения. Внутреннее расследование в первом приближении показало наличие признаков преступной деятельности. Какая-то сволочь, возможно, в составе организованной группы, использует наше сафари как прикрытие для своих мерзких дел. Так вот. Я дам тебе доступ к первичным данным. Проведи анализ и сообщи мне, какой планетарный филиал или, ещё лучше, полигон вызвал подозрение у моих аналитиков.
– Однако, – сказала я, мысленно прикинув объём работы.
Он получался запредельным! Тринадцать планетарных филиалов и пятьдесят два полигона. Плюс головной офис. Отчёты, отчёты, отчёты… Договора. Контракты. Вот если бы вызвали на задержание, я бы…
Я потёрла плечо. Восстановили отлично, даже шрама не осталось. Но память-то не вырежешь из извилин. То есть, можно, конечно, – теоретически, но на практике придётся доказывать мозгоклюям, что тебе это действительно надо и ты в состоянии за это заплатить. Допустим, второе не проблема, но зато первое…
Частным порядком такие спецы не работают, вот в чём дело. Одним словом, не стоит и затеваться.
– Ничего страшного, – ласково улыбнулась мама, наблюдая за выражением моего лица.
От её улыбочки мне тут же захотелось взобраться под потолок, причём немедленно, и врубить полную силовую защиту.
Мама умеет давить. Не отнимешь. Потому, кстати, и возглавляет семейное дело. Все прочие родственники-наследники на её место не рвутся. Понимают, что без мамы финансовый поток в их обязательные доли снизится в разы и придётся напрягаться.
– ОСИНТ, – напомнила мама. – Учили же вас этому древнему, как сами звёзды, методу?
– Конечно, учили, – фыркнула я. – Умение работать с публичной информацией из открытых источников – это один из первейших инструментов следователя!
– Вот и славно. Даю тебе шесть дней…
– Шесть дней! – возмутилась я. – А что не шесть часов? Или вообще минут?!
– Хорошо, двенадцать, – милостиво кивает она. – Потом приходишь ко мне с докладом. Я вызываю спецов. Вы мило беседуете, а я слушаю внимательно. Если ты предоставишь верные выводы, и твои выводы подтвердит моя команда, то отправишься на место, смотреть уже по факту, что там и как. В Полицейской же Академии учишься? Вот тебе и стажировка по специальности. Проведёшь расследование и выведешь гадов на чистую плазму. Заодно поможешь семейному делу. Приятное, так сказать, с полезным.
– А по итогу ты от меня отстанешь, – твёрдо заявила я. – Не будешь мешать учиться дальше!
– А это зависит от того, как поработаешь, – улыбнулась в ответ мама. – Если не справишься, извини.
– Я справлюсь! – заявила я.
– Сначала справься, а там посмотрим.
– Нет уж, дай слово, что перестанешь давить на меня, когда я справлюсь с заданием!
– Слово меняю на слово, – мама не думала сдаваться. – Ты даёшь слово, что если – когда! – не справишься, то бросишь к чёрным дырам свою Академию и начнёшь учиться на нормальную управленческую специальность!
Слово – это край. Нарушить данное обещание для мамы немыслимо. Как, впрочем, и для меня. Если мы сейчас уговоримся, то так и будет. Справлюсь – продолжу учёбу в любимом месте. Не справлюсь… тошно даже подумать…
– Даю, – твёрдо ответила я. – Даю слово!
– И я даю, – легко согласилась мама.
– А в чём подвох? – спросила я через время.
– Очнулась, – неодобрительно высказалась она. – О подвохах договариваться надо на поверхности! А не после того, как челнок уже вышел на орбиту.
– Мама!
– Ладно, не кричи, – она поморщилась, изящным жестом касаясь кончиками пальцев виска. – Нет никакого подвоха. Просто – извини! – я не думаю, что ты сможешь. Ты моя дочь, а это значит, что ты по определению умница и красавица. Но это дело точно тебе не по зубам.
– Ах, вот как, – я соскочила со стола, упёрла руки в бока. – Ты в меня попросту не веришь! А ещё зовёшь себя моей матерью!
Одно тяжёлое мгновение мы смотрели друг другу в глаза. Ни одна не желала уступать. Мамин взгляд вынести нереально трудно, особенно, когда она раздражена, как сейчас. Но за мной была своя правда. Я хочу жить свою жизнь, а не мамину, и всё тут! Имею полное право. И пусть не сверлит меня дулами своих зрачков, я не отступлю.
– Удиви меня, – предложила мама, тонко улыбаясь.
Почти тем же самым тоном и с такими же интонациями, как я только что недавно про «выгони и лиши наследства»… Ну, а что вы хотите. Мы очень похожи, даже внешне: тёмные волосы, карие глаза, нос, губы… Но я ни в коем случае не клон, я втайне от мамы сделала экспертизу. Просто так получилось, бывает. Одни на отцов похожи, другие на матерей.
Одним словом, я – мамина копия во всём. А одинаковые заряды отталкиваются. Что и доказывает наша бесконечная война друг с другом. Я – за свободу от, мама – за контроль над. Пленных не берём.
– Ещё как удивлю! – яростно пообещала я.
– Но помни, – воздела мама палец. – Шанс у тебя всего один.
Ещё бы. Слово дала, значит, сбежать, сменить лицо и подделать генетический код – не получится… Засада!
-Так, – сказала мама. – Не трать даром время, иди к Шкртчуму, он тебе даст защищённый терминал. Работаешь только через него. За пределы здания не выносишь. Сама понимаешь, конфиденциальность надо соблюсти.
– Понимаю, – кивнула я.
– На ужин пойдёшь со мной или сама? – невинно поинтересовалась мама.
Я замерла. Знаю я эти её ужины! Светская рыгаловка персон минимум на двадцать…
– Только я и ты, – усмехнулась она. – Я тебя полгода не видела… Впрочем, как хочешь. На гравилуче не тащу.
Я ответила, что подумаю. Но на самом деле, думать здесь было не о чём. Такой вот абьюз на тему тыжехорошаядочь. Пойдёшь – всё проклянёшь ещё до начала. А не пойдёшь – опять всё проклянёшь.
Лучше бы мама лишила меня наследства! И выгнала!
Шкртчум – бессменный мамин помощник. Нискчай из локального пространства Ш. На самом деле, это их «Ш» произносится так, что никакая человеческая глотка повторить не способна. И является самоназванием расы. Вот как мы зовём себя Человечеством, при этом делясь внутри вида на пять рас и толпу народов, так и Ш бывают нискчай, рамчай и так далее. Разница? Огромная, вплоть до того, что некоторые межрасовые союзы не могут иметь совместных детей. У нас, людей, проще – высокая генетическая совместимость между расами плюс биоинженеры репродуктивных центров, и никаких проблем.
Ш генную инженерию не любят, у них всё, что касается воспроизводства себе подобных, затабуировано и закатано в узкие рамки древних традиций настолько, что куцым человеческим умом не понять.
Работает – не трогай, объясняли они на заре первых контактов, когда человеческие спецы рвались им помочь с детишками. Ну, и ладно. Не хотят, пусть как хотят. Их жизнь, их правила.
По виду они вполне антропоморфны, то есть, голова, две руки, две ноги. Самое необычное – глаза, большие, фасетчатые, тёмно-фиолетовые, ребята у нас в Академии, кто из далёких углов, с непривычки долго приглядывались. Ещё у всех Ш, не зависимо от гендера, прозрачные стрекозиные крылья, аккуратно сложенные за спиной на манер мушиных. Летают они, как последние сволочи – стремительно и быстро, пользуясь всеми преимуществами добавочного, третьего измерения. В городских условиях просто жесть.
Особенно если такой натворил дел и хочет свалить от погони, а в тонкой насекомьей лапке у него плазмоган.
Я невольно потёрла плечо.
Впрочем, Шкртчума я знаю едва ли не с колыбели. Родная душа.
– Пили сюда, – сказал он мне, указывая на неошкуренное бревно, заменяющее ему стул. – Инесса велела ввести тебя в курс дела.
В кабинете у Шкртчума весело. Всё оформлено в любимом стиле Ш – растопыренные коряги, брёвна, балки под потолком, за которые очень удобно цепляться ногами и висеть вниз головой. Терраса вообще оформлена как заваленный буреломом небольшой лес. Общее впечатление – необитаемый остров и дикари, слепившие себе уют с помощью ножа, подручных палок и такой-то матери.
САФАРИ НА АСТАРИ
(Памяти Киры Измайловой посвящается…)
Ко второму курсу в Высшей Полицейской Академии мама, до того смотревшая на мою учёбу сквозь пальцы, вдруг решила вернуть меня в прибыльный семейный бизнес.
На одном из полигонов принадлежащей нам сети экстремальных сафари туристы начали гибнуть чаще, чем на любых других. Возможно, это дело рук или жвал преступной банды!
Если я выведу негодяев на чистую воду, то продолжу учиться любимому делу. А вот если не справлюсь…
Я летела на Астари с твёрдым намерением добиться своего, чего бы мне это ни стоило. Доказать, что могу! Выиграть у мамы спор.
Но откуда же мне было знать, кого я там встречу…
ГЛАВА 1
Я из тех, кого зовут золотой молодёжью. С детства ни в чём не знала отказа и даже не задумывалась, откуда что берётся. Когда заявила, что хочу работать в полиции, для чего собираюсь поступать в соответствующую Академию, мама только хмыкнула: давай, скоро запросишься обратно.
Но когда стало ясно, что после первого курса проситься обратно я не собираюсь, – а там хватило с головой полевых условий на выездных психодинамических тренировках! – мама решила, что пора бы золотой девочке и честь знать. Возвращайся, значит, домой и принимай активное участие в семейном бизнесе.
Сказать, в каком гробу я вижу кресло в директорате и обязанности топ-менеджера? Правильно, не скажу. У вас уши сами собой в осадок выпадут: наши инструкторы по физической подготовке толк в чёрных словах знают на отлично.
Впрочем, маму смутить не удалось. Ещё бы! Как бы она делами на миллиарды энерго ворочала, если бы смущалась по такому пустячному поводу?
Ух, это была бойня! Кровь да кишки по стенам. Умозрительно, разумеется, образно. Мама пальцем меня никогда не тронула, хоть и грозилась после особо впечатляющих выходок взять за уши, приподнять и показать центр Галактики по седьмому свёрнутому вектору.
– Мама, – сказала я решительно, исчерпав все аргументы, – я не хочу! Это не моё, понимаешь? Договоры, переговоры, выгодные сделки, приёмы светские – бррр.
– То ли дело погони, перестрелки и плазма в голову, не так ли? – с убийственным пониманием в голосе спросила мама.
– Ну, уж и в голову, – пробормотала я. – В плечо…
На последней стажировке мне досталось, признаю. Один там гад попался очень уж злобный… Ладно, сама виновата! Подставилась. Но ведь учёная теперь! Больше не попадусь.
– Неважно, – отмахнулась мама. – Я едва не потеряла тебя, и не хочу испытывать это счастье снова. У нас в директорате ни в кого из плазмоганов не стреляют!
– Зато могут классического яда в бокальчик на светском приёме нацедить, дело Михаэля Гросси, полгода назад, забыла?– ехидно напомнила я.
Резонансное событие, попало в открытый доступ, держалось в топе новостей несколько десятков дней. Мотив: банальная и вечная, как сами звёзды, месть за измену. На что надеялась жена, я не знаю. При современных-то методах расследования…
Впрочем, они все думают, что сумеют выпутаться и не потерять ни свободу, ни статус, ни состояние. За исключением тех, кто совершает преступление спонтанно, в состоянии аффекта, так сказать. Эти в моменте вообще ни о чём не думают, увы.
– Мам, а давай ты меня наследства лишишь? – с надеждой спросила я. – И выгонишь из дому. Я перестану пятнать твоё имя неподобающим поведением, ты перестанешь выносить мне мозг. Клянусь, я не буду судиться с тобой за материальное обеспечение!
Мама прошлась вдоль панорамного окна, полюбовалась ночным городом. Сапфирдол, золотое наследие Человечества. Сюда со всей Галактики экскурсии съезжаются, восхититься архитектурой и богатством улиц. Многие хотели бы переселиться насовсем, да только вид на жительство получить здесь не проще, чем из чёрной дыры вырваться.
– Нет уж, Стелла, – (Стелла – это я, дурацкое имечко, но уж какое есть). – Не так всё просто! Ты – моя единственная дочь…
– Закажи других, через репродуктивный центр, – предложила я. – Заодно характер им подправишь при сборке эмбриона. Да, я знаю, что по закону нельзя, но если уважаемый человек просит, то можно.
– Мерзавка, – тихим, но страшным по оттенку голосом сообщила мама. – Как у тебя повернулся поганый язык… Говорить такое и так – матери!
– Лиши наследства, – я тоже понизила голос до почти шёпота. – Выгони.
Многие мои сокурсники не догадывались о моём истинном статусе. Если бы узнали, решили бы, что я свихнулась или как-то ещё повредила себе мозги. Им-то такое состояние, как у нашей семьи, даже во сне не могло привидеться.
А я… я его в гробу… впрочем, я это уже говорила. Золотая клетка. Быть собой – нельзя, дружить с теми, с кем хочешь, – нельзя, потому что дружить надо с правильными, а не с теми, кто тебе по сердцу. Контроль, тотальнейший, за каждым выдохом. И вот в довершение ко всему, развлеклась первым курсом Академии и хватит с тебя, давай назад, в светскую тошниловку.
А я, может, только в Академии и поняла, как следует, что это такое – своя жизнь. Свобода!
Зря мама меня отпустила. Не просчитала, думала, я взвою от трудностей, набью себе шишек и прибегу обратно в слезах и соплях. Ну, что же, я взвыла. Мне было плохо, трудно, больно, тяжело. Но это была я, я сама.
Понимаю, звучит как детский лепет зажравшейся мажорочки, но, знаете, мне уже всё равно, как это звучит. Я устала быть хорошей и правильной! Можно я буду собой?
Поэтому я смотрела в глаза матери с безбашенным упрямством. Я на самом деле думала, что лишение наследства – отличный выход! Плюсов в разы больше, чем минусов, и самый главный из них – свобода!
– Не дождёшься, – вынесла мама окончательный вердикт.
Спокойным голосом и на лице ни один мускул не дрогнул. Железный человек! Я с ней во многом не была согласна, часто поступала наперекор, назло, вопреки, но, помимо злости и яростного упрямства, она вызывала у меня искреннее восхищение. Что есть, то есть. Мамой вполне можно было гордиться. Несмотря ни на что.
– А жаль! – в запале воскликнула я.
– И мне жаль, – отозвалась мама.
Она села за стол с вмонтированным в него терминалом. Тот среагировал на движение и выдал заставку сети экстремальных сафари «Монстры навсегда», одного из семейных бизнесов. Стилизованная голова астарийского дракона в круге и с человеческим черепом в пасти, слоган «борись или умри», тонкими линиями: алое на чёрном, чёрное на алом...
Заставка сменилась рабочим фоном.
– У меня есть идея получше, – сказала мама, приглашая меня присесть напротив. – Выслушаешь или снова кинешься в крик?
Я улыбнулась. Вот, значит, как? От меня ждут крика? Что ж, ничего подобного не будет! Ха, не дождёшься, мама! Судя по ответной маминой улыбке, именно такой реакции она от меня и ждала. Р-р, невыносимо чувствовать себя ведомой! Но мне уже не пять лет, и даже не десять. Я справлюсь без истерики.
Я присела на краешек стола. Экран – двусторонний, с функцией зеркального отображения, то есть, с изнанки я вижу информацию так же, как если бы смотрела в экран с маминого места. В защищённом режиме тыльная сторона экрана превращается в непроницаемую тьму или демонстрирует нарочно выбранную картинку. Но мама от меня сейчас не таилась нисколько.
– Как тебе известно, одним из наших семейных бизнесов является вот эта сеть экстремальных сафари, «Монстры навсегда», – невозмутимо выговорила мама. – Тринадцать планет, пятьдесят два полигона. На каждой планете имеется локальное руководство, на каждом полигоне – региональное. Недавно аналитический отдел предоставил мне довольно тревожные сведения. Внутреннее расследование в первом приближении показало наличие признаков преступной деятельности. Какая-то сволочь, возможно, в составе организованной группы, использует наше сафари как прикрытие для своих мерзких дел. Так вот. Я дам тебе доступ к первичным данным. Проведи анализ и сообщи мне, какой планетарный филиал или, ещё лучше, полигон вызвал подозрение у моих аналитиков.
– Однако, – сказала я, мысленно прикинув объём работы.
Он получался запредельным! Тринадцать планетарных филиалов и пятьдесят два полигона. Плюс головной офис. Отчёты, отчёты, отчёты… Договора. Контракты. Вот если бы вызвали на задержание, я бы…
Я потёрла плечо. Восстановили отлично, даже шрама не осталось. Но память-то не вырежешь из извилин. То есть, можно, конечно, – теоретически, но на практике придётся доказывать мозгоклюям, что тебе это действительно надо и ты в состоянии за это заплатить. Допустим, второе не проблема, но зато первое…
Частным порядком такие спецы не работают, вот в чём дело. Одним словом, не стоит и затеваться.
– Ничего страшного, – ласково улыбнулась мама, наблюдая за выражением моего лица.
От её улыбочки мне тут же захотелось взобраться под потолок, причём немедленно, и врубить полную силовую защиту.
Мама умеет давить. Не отнимешь. Потому, кстати, и возглавляет семейное дело. Все прочие родственники-наследники на её место не рвутся. Понимают, что без мамы финансовый поток в их обязательные доли снизится в разы и придётся напрягаться.
– ОСИНТ, – напомнила мама. – Учили же вас этому древнему, как сами звёзды, методу?
– Конечно, учили, – фыркнула я. – Умение работать с публичной информацией из открытых источников – это один из первейших инструментов следователя!
– Вот и славно. Даю тебе шесть дней…
– Шесть дней! – возмутилась я. – А что не шесть часов? Или вообще минут?!
– Хорошо, двенадцать, – милостиво кивает она. – Потом приходишь ко мне с докладом. Я вызываю спецов. Вы мило беседуете, а я слушаю внимательно. Если ты предоставишь верные выводы, и твои выводы подтвердит моя команда, то отправишься на место, смотреть уже по факту, что там и как. В Полицейской же Академии учишься? Вот тебе и стажировка по специальности. Проведёшь расследование и выведешь гадов на чистую плазму. Заодно поможешь семейному делу. Приятное, так сказать, с полезным.
– А по итогу ты от меня отстанешь, – твёрдо заявила я. – Не будешь мешать учиться дальше!
– А это зависит от того, как поработаешь, – улыбнулась в ответ мама. – Если не справишься, извини.
– Я справлюсь! – заявила я.
– Сначала справься, а там посмотрим.
– Нет уж, дай слово, что перестанешь давить на меня, когда я справлюсь с заданием!
– Слово меняю на слово, – мама не думала сдаваться. – Ты даёшь слово, что если – когда! – не справишься, то бросишь к чёрным дырам свою Академию и начнёшь учиться на нормальную управленческую специальность!
Слово – это край. Нарушить данное обещание для мамы немыслимо. Как, впрочем, и для меня. Если мы сейчас уговоримся, то так и будет. Справлюсь – продолжу учёбу в любимом месте. Не справлюсь… тошно даже подумать…
– Даю, – твёрдо ответила я. – Даю слово!
– И я даю, – легко согласилась мама.
– А в чём подвох? – спросила я через время.
– Очнулась, – неодобрительно высказалась она. – О подвохах договариваться надо на поверхности! А не после того, как челнок уже вышел на орбиту.
– Мама!
– Ладно, не кричи, – она поморщилась, изящным жестом касаясь кончиками пальцев виска. – Нет никакого подвоха. Просто – извини! – я не думаю, что ты сможешь. Ты моя дочь, а это значит, что ты по определению умница и красавица. Но это дело точно тебе не по зубам.
– Ах, вот как, – я соскочила со стола, упёрла руки в бока. – Ты в меня попросту не веришь! А ещё зовёшь себя моей матерью!
Одно тяжёлое мгновение мы смотрели друг другу в глаза. Ни одна не желала уступать. Мамин взгляд вынести нереально трудно, особенно, когда она раздражена, как сейчас. Но за мной была своя правда. Я хочу жить свою жизнь, а не мамину, и всё тут! Имею полное право. И пусть не сверлит меня дулами своих зрачков, я не отступлю.
– Удиви меня, – предложила мама, тонко улыбаясь.
Почти тем же самым тоном и с такими же интонациями, как я только что недавно про «выгони и лиши наследства»… Ну, а что вы хотите. Мы очень похожи, даже внешне: тёмные волосы, карие глаза, нос, губы… Но я ни в коем случае не клон, я втайне от мамы сделала экспертизу. Просто так получилось, бывает. Одни на отцов похожи, другие на матерей.
Одним словом, я – мамина копия во всём. А одинаковые заряды отталкиваются. Что и доказывает наша бесконечная война друг с другом. Я – за свободу от, мама – за контроль над. Пленных не берём.
– Ещё как удивлю! – яростно пообещала я.
– Но помни, – воздела мама палец. – Шанс у тебя всего один.
Ещё бы. Слово дала, значит, сбежать, сменить лицо и подделать генетический код – не получится… Засада!
-Так, – сказала мама. – Не трать даром время, иди к Шкртчуму, он тебе даст защищённый терминал. Работаешь только через него. За пределы здания не выносишь. Сама понимаешь, конфиденциальность надо соблюсти.
– Понимаю, – кивнула я.
– На ужин пойдёшь со мной или сама? – невинно поинтересовалась мама.
Я замерла. Знаю я эти её ужины! Светская рыгаловка персон минимум на двадцать…
– Только я и ты, – усмехнулась она. – Я тебя полгода не видела… Впрочем, как хочешь. На гравилуче не тащу.
Я ответила, что подумаю. Но на самом деле, думать здесь было не о чём. Такой вот абьюз на тему тыжехорошаядочь. Пойдёшь – всё проклянёшь ещё до начала. А не пойдёшь – опять всё проклянёшь.
Лучше бы мама лишила меня наследства! И выгнала!
***
Шкртчум – бессменный мамин помощник. Нискчай из локального пространства Ш. На самом деле, это их «Ш» произносится так, что никакая человеческая глотка повторить не способна. И является самоназванием расы. Вот как мы зовём себя Человечеством, при этом делясь внутри вида на пять рас и толпу народов, так и Ш бывают нискчай, рамчай и так далее. Разница? Огромная, вплоть до того, что некоторые межрасовые союзы не могут иметь совместных детей. У нас, людей, проще – высокая генетическая совместимость между расами плюс биоинженеры репродуктивных центров, и никаких проблем.
Ш генную инженерию не любят, у них всё, что касается воспроизводства себе подобных, затабуировано и закатано в узкие рамки древних традиций настолько, что куцым человеческим умом не понять.
Работает – не трогай, объясняли они на заре первых контактов, когда человеческие спецы рвались им помочь с детишками. Ну, и ладно. Не хотят, пусть как хотят. Их жизнь, их правила.
По виду они вполне антропоморфны, то есть, голова, две руки, две ноги. Самое необычное – глаза, большие, фасетчатые, тёмно-фиолетовые, ребята у нас в Академии, кто из далёких углов, с непривычки долго приглядывались. Ещё у всех Ш, не зависимо от гендера, прозрачные стрекозиные крылья, аккуратно сложенные за спиной на манер мушиных. Летают они, как последние сволочи – стремительно и быстро, пользуясь всеми преимуществами добавочного, третьего измерения. В городских условиях просто жесть.
Особенно если такой натворил дел и хочет свалить от погони, а в тонкой насекомьей лапке у него плазмоган.
Я невольно потёрла плечо.
Впрочем, Шкртчума я знаю едва ли не с колыбели. Родная душа.
– Пили сюда, – сказал он мне, указывая на неошкуренное бревно, заменяющее ему стул. – Инесса велела ввести тебя в курс дела.
В кабинете у Шкртчума весело. Всё оформлено в любимом стиле Ш – растопыренные коряги, брёвна, балки под потолком, за которые очень удобно цепляться ногами и висеть вниз головой. Терраса вообще оформлена как заваленный буреломом небольшой лес. Общее впечатление – необитаемый остров и дикари, слепившие себе уют с помощью ножа, подручных палок и такой-то матери.
